Неевклидовы люди - Мария Фомальгаут

В терминале

Номер первый подходит к зданию, смотрит на две двери…

…нет, конечно, у человека не только номер, но и имя есть. И фамилия. И очень может быть, что и отчество, смотря какой национальности человек, вот в России, например, отчества у людей есть, а вот в Великобритании, например, нету…

(это страны такие)

Так что у человека и имя есть, и отчество, и национальность есть, француз там или китаец, и раса есть, и группа крови есть, и пол, (отсюда издалека не видно, человек в брюках и куртке пришел), и семейное положение (судя по всему не женат / не замужем, если один/одна пришел/пришла), и вероисповедание, и много еще чего.

Только здесь он просто номер один.

Номер один, потому что первый пришел.

Итак, подходит, смотрит на две двери, на одной написано вход, на другой – выход.

В аэропортах всегда так.

Номер первый подходит к двери с надписью вход, двери раздвигаются.

Первое задание пройдено.

И остальные люди тоже первое задание прошли, простое же задание, вход и выход. Были, правда, и такие, которые к двери с выходом шли, дверь толкали, а она ни в какую. Чего они там дверь толкали, непонятно, должно быть, думали, что ловушка какая-то…

Остальные над ними посмеиваются, еще бы, все правильно пошли, а эти вот как.

Люди заходят в зал. Номер восемнадцатый зачем-то достает паспорт. Номер пятнадцатый достает родной паспорт, а с ним еще и загран. Паспорта никто не спрашивает, ни заграничные, ни родные, номер восемнадцатый и номер пятнадцатый убирают паспорта назад.

Люди проходят магнитные ловушки, бросают вещи на ленту. Да, тут некоторые и вещи принесли. И немало. Вон, номер сто десять даже целый фургон с вещами привез, бегает, кричит, а куда фургон завозить.

А никуда.

И остальные вещи тоже – никуда.

…дружественная цивилизация согласилась помочь пережить апокалипсис, увезти жителей при условии, что…

Люди входят в зал, оглядываются. Номер пятисотый идет к магазинчикам сувениров, над кем-то посмеиваются, ишь чего выдумал, не туда ты идешь, не туда…

Люди смотрят расписание, люди думают, к какой из стоек регистрации подойти. Вон рейсы написаны, двадцать восемь, тридцать девять, сорок два…

(это цифры такие)

Вот и пойми, к какой стойке подходить.

Люди выбирают рейс двадцать-сорок восемь. Это год нынешний, если кто забыл, две тысячи сорок восьмой.

Ждут.

Кто-то спохватывается, что за стойкой никого нет, а чего мы тут стоим тогда…

Номер сто четырнадцатый смотрит в потолок. Номеру сто четырнадцатому всего три года, вот он в потолок и смотрит, когда умные люди в пол смотрят.

А он в потолок смотрит.

И видит

А там самолеты по потолку…

Другие люди головы поднимают, смотрят, и правда самолеты по потолку ездят, исчезают где-то в стене.

Кто-то пробует забраться по перегородкам на потолок, падает.

Снова пробует.

Снова падает.

Номер шесть миллиардов седьмой заходит в кафе, наливает себе в бокал что-то из бутылки, люди вокруг посмеиваются над ним, вот так, путь не найдет, так хоть выпьет. Шесть миллиардов седьмой тоже посмеивается, он умный, он найдёт путь, а кто сказал, что путь только через дверь, он, может, откроется этот путь, когда выпьешь чего-нибудь…

Нет.

Ничего не открывается.

Номер две тысячи одиннадцать подпрыгивает на месте.

Еще раз.

Еще.

До гибели земли осталось три дня.

Так что паники еще нет.

Паника будет, когда останется часа три.

Номер двести четырнадцать бормочет, чего распрыгался тут.

Номер две тысячи одиннадцать прыгает, поднимается к потолку.

Вытягивает руку, пробует остановить самолет.

Крылатая машина тормозит, замирает перед человеком.

– Он прошел проверку.

– Кто?

– Номер две тысячи одиннадцать.

– Обоснуйте.

– Вот он уже… в самолете…

– Нет… еще не прошел. Ждите…

Номер две тысячи одиннадцать снова прыгает, раз, два, три…

…снова падает вниз, в толпу людей, которые мечутся по терминалу, ищут путь, кто-то катается по багажной ленте, кто-то перебирает сувениры в лавочках, кто-то тычется во все двери…

Номер две тысячи одиннадцать дергает за рукав одного, другого, третьего, показывает в потолок, да вы посмотрите, посмотрите…

– А теперь он прошел?

– Теперь да, прошел…

– Сейчас он сюда придет… и можно его забирать?

– Ах, забирать? Ну, подождите-подождите, пока он сюда придет…

– Вы отрекаетесь от своей ереси?

– Да какая ересь, говорил я вам, нужно подпрыгнуть повыше, и…

– …довольно, довольно. Приговаривается к смертной казни за ересь…

…раскол движения на фракции сторонников дальнего терминала и сторонников крайней лавочки с сувенирами…

– Он не вернулся…

– Я знаю. Они никогда не возвращаются.

– Но… почему?

– Это ты у них спроси… вот так путь найдут, пойдут остальных звать, и не вернутся больше…

Непомнящая память

Юн.

Нет, не то.

Ин-янь.

Тоже не то.

Не помню.

Моя память не помнит.

– Итак, дорогие зрители, а мы продолжаем наше реалити-шоу, угадай мир! Не переключайтесь! А мы представляем вам нашего участника, встречайте!

Встречают.

Меня.

Аплодисментами встречают, не люблю я аплодисменты, сам не знаю, почему, я же еще ничего не сделал, а мне аплодируют.

– Исследователь космоса, фотограф, путешественник, автор множества очерков, лауреат Нобелевской премии по астрофизике Этти Эшли!

Киваю. Да, это я. Сегодня меня зовут Этти Эшли.

– Итак, дорогой мой Этти, вы готовы стать героем для всего человечества?

– Ну… вроде да.

– А что так неуверенно? Вы справитесь, разве не так? Итак, дорогие наши зрители, напоминаем, что сегодня решится судьба человечества! Наконец-то мы узнаем, какой из наших миров существует на самом деле!

Снова аплодисменты. Мысленно добавляю про себя – может быть.

– Итак, дорогой Этти, мы представляем вам тридцать миров, среди которых вам нужно выбрать настоящий…

Миры раскрываются передо мной, вырастают из пола – разные, не похожие не только друг на друга, но и сами на себя.

– Дорогие зрители, а мы напоминаем, что изначально нужно было выбрать настоящий мир из трех миллиардов миров. Однако, в предыдущих наших программах методом проб и ошибок было установлено, что большинство миров ненастоящие.

Вздох разочарования в зале.

– Тем будет проще нашему нынешнему участнику, у которого остались только тридцать вариантов!

Оглядываю миры. Их действительно тридцать. Ведущий верещит что-то у меня над ухом, итак, какую же вселенную вы выберите в качестве настоящей, быть может, вот этот мир, составленный из прямоугольных блоков, или вот эту вселенную, представляющую собой четырехмерный куб? Хочется заткнуть его, чтобы не верещал. Не затыкаю. Вместо этого говорю:

– А можно посмотреть… все варианты?

– Простите? Но вот же они, все, перед вами…

– Да нет. Все… три миллиарда.

– Однако, мы уже убедились, что они неверные, не так ли, дорогие зрители?

Повторяю:

– Можно посмотреть… все варианты?

– Ну что же, если дорогой Этти так настаивает, мы покажем ему все варианты, не так ли?

Смех в зале. Зал явно не на моей стороне. Неважно. Это не имеет значения. По крайней мере, для меня.

Оглядываю вереницы миров, прокручиваю, стремительно, выбираю подходящие варианты, этот, этот, этот, что-то многонько получилось, а нет, этот не подходит… А вот.

Есть.

Нашел.

– Этот.

– Прошу прощения? – оживляется ведущий, – номер тысяча двести тридцать восемь?

– Да.

– То есть вы хотите сказать, что мы на самом деле живем в мире, где в пустоте вращаются всполохи огня?

– Именно так.

– И… как вы себе это представляете?

– Обычно, как.

– И как же мы там держимся, не падаем? А ничего, что мы с вами стоим на полу, а не парим в пустоте? Ничего, что человек привык стоять на полу?

– Да ничего.

– Смех в зале.

– Признайтесь, вы разыгрываете нас? – не унимается ведущий.

– Нет. Не разыгрываю.

– Ну, хорошо… давайте откроем этот мир. Напомню, последний раз мы открывали его две тысячи игр назад, и он оказался ложным…

– Этого не может быть.

– Ах, не может быть? – ведущий смеется, – ну, посмотрим…

Я открываю мир, который кажется мне настоящим. Натыкаюсь на пустоту там, где только что была вселенная.

Зал хохочет.

– Итак, увы, но Этти Эшли ошибся! Что же, не вы первый, и, боюсь, не вы последний. Но вы нас позабавили, честное слово…

Ведущий верещит что-то про поощрительные призы.

Ухожу под свист и улюлюканье зала.

Аянь.

Не то.

Уюн.

Тоже не то.

Это было месяц назад.

Нет, вру.

Два года назад.

Нет, все-таки месяц назад, миров-то всего тридцать осталось.